— Аллах всемогущий! — воскликнул он. — Если ты уж мне не помогаешь, то мне нечего на земле делать!
И хочет он броситься с высокого утёса. Вдруг видит внизу человека на белом коне и слышит громкий голос:
— Оглан, что ты хочешь делать?
— Хочу умереть,— отвечал Ашик.
— Слезай же сюда, если так, я тебя убью.
Ашик спустился кое-как с утёса.
— Ступай за мною, — сказал грозно всадник.
— Как я могу за тобою следовать, — отвечал Ашик, — твой конь летит, как ветер, а я отягощён сумою.
— Правда. Повесь же суму свою на седло моё и следуй.
Отстал Ашик-Кериб, как ни старался бежать.
— Что ж ты отстаёшь? — спросил всадник.
— Как же я могу следовать за тобою, твой конь быстрее мысли, а я уж измучен.
— Правда; садись же сзади на коня моего и говори всю правду: куда тебе нужно ехать?
— Хоть бы в Арзерум поспеть нынче, — отвечал Ашик.
— Закрой же глаза.
Он закрыл.
— Теперь открой.
Смотрит Ашик: перед ним белеют стены и блещут минареты Арзерума.
— Виноват, Ага, — сказал Ашик, — я ошибся, я хотел сказать, что мне надо в Карс.
— То-то же, — отвечал всадник, — я предупредил тебя, чтоб ты говорил мне сущую правду. Закрой же опять глаза... Теперь открой.
Ашик себе не верит то, что это Карс. Он упал на колени и сказал:
— Виноват, Ага, трижды виноват твой слуга Ашик-Кериб; но ты сам знаешь, что если человек решился лгать с утра, то должен лгать до конца дня; мне по-настоящему надо в Тифлиз.
— Экой ты, неверный! — сказал сердито всадник. — Но нечего делать, прощаю тебя; закрой же глаза. Теперь открой, — прибавил он по прошествии минуты.
Ашик вскрикнул от радости: они были у ворот Тифлиза. Принеся искреннюю свою благодарность и взяв свою суму с седла, Ашик-Кериб сказал всаднику:
— Ага, конечно, благодеяние твоё велико, но сделай ещё больше; если я теперь буду рассказывать, что в один день поспел из Арзиньяна в Тифлиз, мне никто не поверит; дай мне какое-нибудь доказательство.
— Наклонись, — сказал тот, улыбнувшись, — и возьми из-под копыта коня комок земли и положи себе за пазуху; и тогда, если не станут верить истине слов твоих, то вели к себе привести слепую, которая семь лет уж в этом положении, помажь ей глаза — и она увидит.
Ашик взял кусок земли из-под копыта белого коня, но только он поднял голову — всадник и конь исчезли. Тогда он убедился в душе, что его покровитель был не кто иной, как Хадерилиаз (св. Георгий).
Только поздно вечером Ашик-Кериб отыскал дом свой. Стучит он в двери дрожащею рукою, говоря:
— Ана, ана (мать), отвори: я Божий гость; я холоден и голоден; прошу, ради странствующего твоего сына, впусти меня.
Слабый голос старухи отвечал ему:
— Для ночлега путников есть дома богатых и сильных; есть теперь в городе свадьбы — ступай туда! Там можешь провести ночь в удовольствии.
— Ана, — отвечал он,— я здесь никого знакомых не имею и потому повторяю мою просьбу: ради странствующего твоего сына впусти меня!
Тогда сестра его говорит матери:
— Мать, я встану и отворю ему двери.
— Негодная!— отвечала старуха.— Ты рада принимать молодых людей и угощать их, потому что вот уже семь лет, как я от слёз потеряла зрение.
Но дочь, не внимая её упрёкам, встала, отперла двери и впустила Ашик-Кериба. Сказав обычное приветствие, он сел и с тайным волнением стал осматриваться. И видит он — на стене висит в пыльном чехле его сладкозвучный сааз. И стал он спрашивать у матери:
— Что висит у тебя на стене?
— Любопытный ты гость,— отвечала она,— будет и того, что тебе дадут кусок хлеба и завтра отпустят тебя с Богом.
— Я уж сказал тебе,— возразил он,— что ты моя родная мать, а это сестра моя, и потому прошу объяснить мне, что это висит на стене?
